Погорячился похоже)))

а я суши люблю, хотя с рыбой мне нужно быть осторожной..да и вообще со  всей едой...

печеньки это святое..порой только ими и перекусываю целый день, ибо лень сходить на кухню за нормально едой)

Угум...

Ну, раз в чате зашла такая тема, то выложу свой любимый рассказ...

- Кано, пора спать, - проговорил высокий юноша-подросток с небрежно сколотыми в хвост рыжевато-каштановыми волосами, останавливаясь на пороге детской и глядя на черноволосого мальчугана, сосредоточенно извлекающего звуки из музыкальной игрушки – соцветия серебряных колокольчиков. – Уже поздно, Тельперион полностью расцвёл… Пойдём, я тебя уложу.
- Ещё не поздно, - упрямо возразил ребёнок, перестав бренчать на колокольчиках и поднимая взгляд. – На площади полно народу, все танцуют… музыка даже отсюда слышна… Я хочу к ним. Они будут танцевать, а я – слушать музыку.
- Вырастешь – и тоже сможешь не спать при свете Тельпериона. Будешь слушать музыку, танцевать, играть, петь… - Маэдрос наклонился, легко подхватил младшего брата на руки и понёс его в спальню. – А все дети твоего возраста в такое время спят.
- Тогда я хочу поскорее вырасти.
- Успеешь ещё, не волнуйся, - засмеялся Нельяфинвэ. – Будешь взрослым целую вечность, надоест ещё.
- А почему сегодня ты меня укладываешь? Где мама?
- Маме надо побыть с папой. Он целый день пробыл в мастерской, и они друг по другу соскучились.
- А няня Йестэ? – не отступал Канафинвэ.
- А Йестэ надо отдохнуть. Не может же она сутками заниматься тобой.
Наконец Маглор был переодет в длинную шёлковую сорочку и уложен в постель.
- Спеть тебе колыбельную? – спросил Маэдрос, присаживаясь на край кровати.
- Не надо, - сморщил нос Канафинвэ. – Ты плохо поёшь.
- Почему это? – Маэдрос искренне удивился. Пение никогда не было главным среди его талантов и увлечений – гораздо больше ему нравилось (да и лучше получалось) помогать отцу в кузне или мастерской – но о том, что он поёт плохо, ему ни разу не говорили даже признанные знатоки этого искусства – такие, как ваниа Элеммирэ.
- У тебя голос хриплый. Ну, и вообще.
Уязвлённый Нельяфинвэ решил не уточнять насчёт «вообще».
- Ты не расстраивайся, - утешил его Маглор, и даже снизошёл до того, чтобы погладить старшего брата по руке. – Всё остальное ты хорошо делаешь. И папа тебя хвалит.
Последняя фраза окончательно утешила оскорблённую гордость Маэдроса.
- А мама и Йестэ хорошо поют? – спросил он, решив посидеть с младшим братом, пока тот не перестанет беспокойно вертеться под одеялом и поглядывать в сторону окна, из-за которого доносились отдалённые звуки музыки. Вылезет ещё, чего доброго, да удерёт на площадь…
- Лучше тебя, - подумав, решил Канафинвэ. – Но всё равно плохо.
- А кто хорошо поёт? Элеммирэ?
Элеммирэ, ныне считавшегося лучшим менестрелем Амана, маленький Маглор слышал лишь единожды – когда был с родителями и братом на последнем празднестве в Валмаре – но Маэдрос был уверен, что младший брат с его страстью к музыке запомнил ваниарского песнопевца.
- Элеммирэ… да, хорошо. Но я буду петь лучше, - Маглор подумал и добавил, - когда подрасту немножко.
Маэдрос не решился бы возразить, даже если бы захотел – голос его младшего брата уже сейчас был чересчур силён и красив как для детского, и к тому же он хорошо помнил имя прозрения, что дала маленькому Канафинвэ мать.
- Хорошо, - сказал он, - если у нас появятся ещё братики или сестрички, им будешь петь ты.
Маглор важно кивнул.
- Папа говорит, что очень хорошо пела бабушка Мириэль, - помолчав, снова заговорил Канафинвэ. – Почему она не приходит петь мне колыбельные?
Маэдрос невольно вздрогнул – при мысли о бесприютной феа, влетающей в окно, чтобы спеть внуку колыбельную, по его спине пробежали мурашки.
- Бабушка… она очень устала, - медленно начал он.
- Как устают иногда мама и Йестэ?
- Нет… сильнее. Гораздо сильнее. Настолько, что отправилась на отдых в Чертоги Мандоса.
- Она там отдохнёт и вернётся, да?
«Я жажду покоя. Оставьте меня! Я не вернусь. Такова моя воля».
Маэдрос хорошо знал последнее слово Мириэли – а также события, что повлекло за собой её окончательное решение.
- Может быть, - сказал он младшему брату, заботливо укрывая того одеялом до подбородка. – Когда-нибудь…
- А мы к тому времени будем здесь, да? – уже сонно спросил Маглор. – Будем её ждать? Я хочу послушать, как она поёт.
- Конечно, мы будем здесь, Кано, - Маэдрос наклонился, поцеловал брата в лоб и погладил по спутанным тёмным кудряшкам. – Где же ещё мы можем быть?..

давай...

Песок и пламя.

– Феанаро! А ну-ка, марш из кузни! Немедленно!
Вообще-то кричать на пасынка для Индис было делом обычным, но сегодня ее голос показался ему особенно мерзким и визгливым. Феанаро обернулся к двери. И понял причину волнения мачехи, едва увидев ее платье – с чудовищной длины шлейфом и столь обильно украшенное кружевами, что ему на ум сразу же пришли два мудрых изречения его наставника в кузнечном деле: «лучшее – враг хорошего» и «количество и качество – это далеко не одно и то же».
– Но я не хочу идти на бал, – сказал он.
– Ты – сын Финвэ. Его первенец, – ответила ему Индис с толикой горечи в голосе. – Ты обязан присутствовать на ежегодном бале Короля Ингвэ. Традиция и правила пристойности требуют этого. Поэтому сейчас же иди переодеваться – эта прожженная до дыр рабочая туника ужасна! Даже для кузни. И чтобы золы у тебя в волосах я тоже не видела.
Феанаро бросил тоскливый взгляд на просеянный им песок, на его замечательно горячую печь, и вздохнул. Обращаться к отцу в этот раз бесполезно. Финвэ, потакавший привязанностям своей второй жены к всяческого рода увеселительным мероприятиям, слушал и все ее советы по поводу тонкостей этикета. Поэтому своим непослушанием Индис в этом вопросе Феанаро добился бы только одного – расстроил отца.
У наследника Короля нольдор, конечно, было много недостатков (достоинств и талантов, правда, не меньше), но он был любящим сыном. Поэтому послушно ушел в свои комнаты, чтобы сменить милую сердцу рабочую одежду на яркие шелка и бархат. Вскоре он уже сидел в королевской карете напротив своих единокровных братцев. Оба вышеупомянутых прямо-таки светились от счастья – как же, такое событие! Настоящий бал! Как будто в первый или последний раз они туда едут, ей-Эру…
Нолофинвэ все же исхитрился выпасть на время из состояния радостного предвкушения и убрать с лица глупую улыбку:
– У тебя зола на щеке. Как обычно, – хмуро посмотрел он на Феанаро.
– Наверное, лучше ее вытереть, – вежливо посоветовал Арафинвэ. Его предупредительность и серьезность были чрезмерны для эльфа его возраста и оттого казались утонченной пародией. И лично у Феанаро вызывали одни лишь дурные предчувствия, хотя сами Финвэ и Индис находили эти черты своего младшего сына просто прелестными.
Феанаро вытер лицо. И, как оказалось, вовремя.
– О, вы двое уже здесь! – одарила Индис сияющей улыбкой своих сыновей. – Теперь, мальчики, запомните: беседуйте с гостями согласно их положению, танцуйте только с лучшими девами и возвращайтесь к карете сразу же после Смещения Древ. Только самые-самые невоспитанные и плохие эльфы задерживаются на балу до полного расцвета Лаурелина.
– Да, мама,.. – хором ответили Нолофинвэ и Арафинвэ.
Феанаро смотрел в окно, обдумывая собственное определение самых плохих эльфов.

***

Разумеется, встречал их сам Ингвэ и его жена. Платье королевы ваниар выглядело странно знакомым: рассмотрев его внимательнее, Феанаро понял, что оно похоже на платье Индис, как две капли воды. Только кружев чуть-чуть поменьше. Отчего-то это заставило его смутиться, как будто его застали за чем-то неприличным. Например, на подражательстве работам другого кузнеца.
Он поспешил оторваться от постылой своей мачехи и братцев и попытался занять свой вечер танцами, что обернулось именно тем кошмаром, которого он и ожидал. Находиться среди разодетых в пух и прах златовласых пустозвонов, разговаривая о погоде и украшении зала – это еще терпимо, но делать вид, что ему все это еще и нравится – было выше его сил.
«Порою лучший способ выиграть битву – оставить поле боя, – решил он про себя, покинув душные праздничные залы. – Лучше пересидеть до Смещения в каком-нибудь темном уголке».
К сожалению, все альковы, а также беседки, балконы, кусты и прочие укромные уголки были заняты влюбленными парочками. В конце концов, он надумал спуститься в подвал с печами, обогревавшими дворец, решив, что пыль, жар и пепел – не самая романтичная обстановка для свидания. Его надежды полностью оправдались. Принц сел на поленницу и уставился на пылающее в печи пламя, раздумывая над последней своей задумкой и просто наслаждаясь одиночеством.
Блаженное спокойствие… хоть и на какое-то время.
– Приветствую тебя, Куруфинвэ Феанаро. – Произнес глубокий, сильный голос.
Феанаро обернулся, чтобы увидеть нежданного, а оттого неприятного гостя. Это, без сомнения, был Мелькор. Никто в Валиноре больше не носил простую черную хламиду. Просто не хотел носить. А Мелькору хотелось выделиться, пусть даже и нарядом. Феанаро нашел, что это раздражает также, как и вечное подражательство Индис: «хочу такое же, только лучше!».
– Приветствую тебя, Могучий, – ответил он. – Что привело вашу свет… вас в эту скромную комнату? Разве ваше место не наверху, в дворцовых залах? Или вам не нужно «почтить бал своим присутствием», как требует того ваше положение?
– Я пришел сюда, – произнес Мелькор, с драматично-театральным взмахом закутанной в черный шелк руки, – чтобы исполнить твои желания.
– Вот как? И почему?
– Потому что я вижу, юный Феанаро, что впереди у тебя – великое будущее. Я чувствую, что, в отличие от всех этих дураков, поющих песенки и пляшущих там, наверху, ты не доволен своей участью. Теперь скажи мне, чего ты хочешь? Любви? Власти? Мудрости? Знаний?
– Прямо сейчас? – задумался Феанаро. – Я хочу мою рабочую одежду, инструменты, песок, соду и морские водоросли. А еще мне жаль, что жар этой печи не столь велик, как мне требуется.
Первые мгновения Мелькор выглядел несколько обескураженным, но быстро собрался с мыслями.
– Ну, это довольно легко. Я лишь разогрею печь, перенесу сюда песок, соду и водоросли, превращу шелковый твой костюм в рабочий, и превращу твои украшения… – Ты не тронешь моих камей. Я их просто сниму.
– Очень хорошо, я превращу эти поленья в инструменты, что тебе нужны.
И все стало так, как он говорил.
Феанаро взял в руки клещи из тех, в которые превратились поленья. Они были не столь удобны, как те, что он сделал для себя сам, но в целом оказались недурны. – Спасибо, Вала, – сказал он. – Теперь я могу работать.
– Только я должен тебя кое о чем предупредить, – поспешил произнести Мелькор прежде, чем Феанаро приступил к работе. – Превращенные мною вещи примут свой истинный облик при Смещении Света Древ.
Он выглядел несколько смущенным и уязвленным, признаваясь в том, что магия его, в отличие от таковой его братьев и сестер, имеет пределы. Здесь, в Валиноре, где он на положении «почетного» пленника, и, конечно, в Час Смещения, когда Благостный Свет достигает вершины своей мощи. Кому хочется признаваться в собственной слабости?
Это заставило Феанаро почувствовать жалость к Мелькору, поэтому он решил ничем не выказывать своего разочарования.
– Не беда. Мне все равно нужно уходить отсюда как раз в Час смещения. Но, раз уж у меня осталось так мало времени… Быть может, вы покинете меня?
– Конечно. – Несколько успокоившийся Мелькор ушел, позволив Феанаро, наконец, приняться за работу.
Счастливые часов не наблюдают… А что отраднее сердцу Мастера, как ни создание чего-то нового? Погруженный в работу, Феанаро забыл обо всем и далеко не сразу понял, что в комнате он уже не один. Краем глаза он заметил стоящую в дверях незнакомую девушку, будто бы ожидающую кого-то.
– Это – не лучшее место для любовного свидания, – бросил он ей через плечо. – Я намерен пробыть здесь до окончания бала.
– Я пришла сюда не за этим. Устала от праздника, а благодаря вездесущим парочкам уединиться во дворце больше просто негде. Я смотрела, как ты работаешь. Впервые вижу такое, но выглядит интересным.
Феанаро отложил инструменты и оглянулся на нее. У нее были удивительные волосы – цвета пламени, а потому они как-то сразу ему понравились. На шее у нее был симпатичный кулон, висевший на самой великолепной цепочке, которую Феанаро только доводилось видеть.
Она проследила его взгляд.
– Это работа моего отца. Он ведь кузнец. Да я и сама умею работать с металлом. Я сама сделала себе туфельки. – Она села на скамью и, приподняв платье, вытянула ноги, чтобы показать пару действительно чудесных золотых туфелек. – А ты чем занимаешься?
– Кто? Я? – оглянулся Феанаро на печь. – Хм-м… Я превращаю песок в нечто полезное.
– Неужели? Терпеть не могу песок.
– Я тоже. Я даже на пляж не люблю ходить.
– Понимаю. Там и заняться-то нечем, кроме как петь песни и строить корабли.
«Теперь не только это», – подумал он и улыбнулся девушке. Она улыбнулась в ответ, но вновь стала серьезной.
– Так во что ты превращаешь песок?
– В прозрачное вещество. Оно похоже на горный хрусталь, но обрабатывать его гораздо легче.
– Звучит здорово. Значит, из него можно будет сделать такие вещи, какое нельзя из обычного хрусталя, но они будут такими же красивыми?
– Точно. А еще, например, его можно будет вставлять в окна, чтобы не было сквозняков в доме – мне надоело собирать по всей комнате чертежи и записи после очередного каприза Манвэ.
Рыжие волосы взметнулись, будто настоящее пламя над костром, когда она нетерпеливо кивнула.
– А еще можно будет делать прозрачные кубки. Мне нравится, когда я вижу, что пью.
– И украшения.
– И туфельки.
– Туфельки? – нахмурился Феанаро.
– О, да. – вздохнула она. – Это было бы чудесно – надеть хрустальные туфельки.
– В таком случае… – Феанаро всегда получал наслаждение, получив вызов своему мастерству. – Позвольте одолжить на время одну из ваших золотых.
Она вручила ему свою левую туфельку. Потребовалось несколько попыток, но в итоге он сумел создать точно такую же, только из хрусталя. Девушка осторожно приняла ее и теперь с восторгом рассматривала при свете Тельпериона, проникающего в комнатку через единственное маленькое окно.
– Она прекрасна.
Феанаро тоже успел отметить про себя, что да, она очень красива…. Но еще он заметил, что свет за окном слегка изменился. Поспешно коснулся кожаного фартука – тот уже показался на ощупь слишком тонким и легким.
– Смещение Света! – воскликнул он. – Извините, но я должен уйти.
– А как же…?
Он бросился к двери:
– Она – ваша. Сохраните ее.

***

За прошедшие недели Феанаро понял, что не может взглянуть на огонь и не подумать при этом о той странной девушке. Учитывая, сколько времени он проводил в кузнице, можно сказать, что он думал о ней очень много. Он хотел найти ее – но как? Он плохо разбирался в женщинах и их привычках (совсем не разбирался, если честно), а потому даже не представлял, где ее можно встретить. Наконец, он решил отыскать ее отца, мастера-кузнеца. Он было принялся за это дело, но тут в светлую (читай, белокурую) голову его мачехи пришла мысль заказать у одного известного живописца портреты всех членов королевской семьи. И все следующие дни Феанаро пришлось провести дома.
Феанаро вообще не любил позировать, а уж этому художнику тем более – рассеянный живописец выбрал для него такую позу, что, быть может, будет замечательно смотреться на картине, но вот сам принц уставал от нее неимоверно. Левой ноги он к концу дня просто не чувствовал. Однажды, когда он в очередной раз разминал затекшую ногу, вошла одна из служанок Индис. Вид у девушки был обескураженный.
– Моя госпожа, – с поклоном произнесла она, – у нас во дворе странная дикая девушка. Она хотела узнать, известно ли кому-нибудь из живущих в этом доме что-нибудь… эдакое о песке. Я ответила «нет», но она заметила груду песка возле кузницы. Сейчас она там.
Феанаро тут же позабыл про боль в ноге. Не удостоив помрачневшую Индис и взглядом, он кинулся к своей мастерской.
Девушка с волосами цвета пламени и впрямь оказалась там – в одной руке трость, в другой – хрустальная туфелька.
– Еще раз – здравствуйте, – чуть ли не выкрикнул он, когда она взглянула на него, как на чужого.
– Мы встречались?
Феанаро припомнил, что он одет в одно из ненавистных ему царственных одеяний из шелка и парчи.
– Да, встречались. Пройдем в кузницу, и я это докажу.
Сделать вторую туфельку было гораздо легче, и заняло куда меньше времени. Когда он закончил, девушка посмотрела на новую туфельку и сравнила с той, что все еще держала в руке. Они составили пару.
– Извини, что не узнала тебя сразу. Но, честно говоря, эта… причудливая одежда меняет тебя до неузнаваемости. Во всяком случае, в рабочей одежде и кожаном фартуке ты мне нравишься больше.
– Вот и отлично, – сказал Феанаро. – Быть может… ты… хотела бы еще пару? Я многому научился с того бала. Теперь я могу сделать гораздо более красивые.
– Давай сначала примерим эти.
Феанаро скинул часть инструментов со скамьи на пол, чтобы освободить место для нее. Когда она села, он опустился перед ней на одно колено, помог ей снять сапожок с одной ноги и надел вместо него туфельку.
– Прекрасная работа, – улыбнулась она. – Ты – великолепный мастер.
Феанаро поставил ее обутую в хрусталь ногу себе на колено. На ее ноги приятно смотреть, решил он. И касаться их тоже довольно приятно.
– ФЕАНАРО!
Голос Индис отозвался дребезжащей фальшивой нотой, как треснувший стакан, по которому ударили металлическим прутиком. Феанаро вздрогнул и встал. Рыжеволосая девушка не сделала ни того, ни другого. Это ему понравилось.
– Как, ты думаешь, называется то, чем ты здесь занимаешься? С этой странной девицей в самом дальнем углу своей мастерской.
– Создание туфелек.
– О, вот как ты это называешь? Разрушение собственной репутации, и никак иначе. Есть ли в твоем сердце хоть капля любви к твоему отцу? Ему нужны наследники! – На крики Индис в кузницу сбежались едва ли не все домочадцы. Она провела рукой по золотым своим волосам, явно наслаждаясь общим вниманием. – Но ни одна достойная семья не доверит тебе своей дочери! Никогда, после того, что я видела. Это разобьет сердце твоего отца. Ты и сам об этом знаешь.
У Феанаро все перед глазами затянуло красной пеленой ярости. Он схватил вторую туфельку, желая швырнуть ее в лицо мачехе.
– Нет, – остановила его девушка. – Она теперь моя. Как ты можешь разбить ее?
Хороший вопрос. И своевременный, надо признать. Феанаро посмотрел на нее. Она не выглядела рассерженной или испуганной, лишь несколько удивленной происходящим. Ее медные серьги были восхитительны. Работа ее отца или ее собственная?
– Не смей отворачиваться, когда я с тобой говорю! – Индис подошла ближе. – Что же касается тебя, моя девочка… Не вижу повода быть такой спокойной. Своего доброго имени ты лишилась, так же, как и мой пасынок-неудачник. Надеюсь, что ты никогда не выйдешь замуж. Что неудивительно… при твоей-то внешности… и склонности к мужским занятиям.
– Глупо заявлять такое, – раздраженно заметил Феанаро. – Ведь ясно же, что она выйдет замуж за меня.
– Я? – спросила девушка. – Да. Уверена, что так и будет.
– Отлично, быть может, в таком случае сделаем наши кольца? В конце концов, мы – в кузнице.
– Феанаро, – пальцы Индис впились ему в плечо, заставляя вновь обратить на нее внимание, – она – не подобающая для тебя пара, все это происшествие ужасно от начала и до конца. Ну, хотя бы, кто она такая… эта девушка, которую ты хочешь взять в жены?
Феанаро полагал, что знал о своей девушке, все, что было нужно. По крайней мере, ему. Но насчет ее имени было верно отмечено – оно тоже могло пригодиться.
– Как тебя зовут?
– Нерданэль. А тебя?
– Феанаро.
– Сын Финвэ! – Нерданэль отстранилась и окинула его взглядом с головы до ног. – Что ж, это объясняет одежду.
– Я был бы очень рад ее снять.
– ФЕАНАРО!
Нерданэль слегка улыбнулась.
– Только сначала мне хотелось бы рассказать обо всем своим родителям. Мы можем сделать наши кольца у меня дома – у отца тоже есть кузница. Там куда как спокойнее. – Ее взгляд остановился на Индис.
Феанаро не смотрел на мачеху. Он взял Нерданэль под руку и позволил ей увести себя из кузницы.
Они, конечно же, поговорили с Финвэ и родителями Нерданэль и получили их благословение. Их свадьба не была отмечена никаким балом или пышной церемонией. И они жили долго (на наш скромный, человеческий взгляд) и счастливо, пусть и не до конца дней своих, но, по крайней мере, какое-то время.

много буков..чуть позднее осилю))))

Почитаю)))

Ну посмотрим)))