- Убили бы, - спокойно и строго подтвердил Аралин. - А эльдэ вы не смогли бы силой взять - невозможно это. Да и... не стали бы. Фейр прошел бы со временем... Она знала, что подписывает приговор всем - себе, ему, родителям, своим детям. Разве это была любовь?
Нолдо ни мгновения не верил в то, что прекраснейшая из эльдар могла полюбить смертного недоноска, в подметки не годившегося сыну Феанаро. Прошло бы время, девушка поняла бы, в чем ее счастье.
- Простите меня, милорд. Мне не следовало говорить об этом.
Наверное, лорду куда тяжелее вспоминать все это было. Вон же майэ эта - во всем противоположность королевны. Не случайно.
-Я не могу не простить. Своих. Я не знаю, как можно оттолкнуть.
- Но как можно поверить клятвам того, кто предал? - не ожидая ответа, скорее себя самого спросил Аралин. Тогда, когда они явились умолять о прощении, братья сложили мечи к ногам лорда, ни на что не надеясь. И уж менее всего - на возвращение почти что дружбы.
- Что такое отчаяние, милорд? Отсутствие надежды? У меня никогда не было estel. Одиночество... оно есть. И не так уж оно и страшно. С ним можно подружиться, милорд. А в прошлом я жалею лишь об одном - и никогда не прощу себя.

Аралин попытался улыбнуться, но вышла кривоватая усмешка.
- Я рад, если вы счастливы, милорд. Вы заслужили счастье.
Каждому свое... А о той синдэ он много чего мог сказать, да не смел. И вообще предпочитал не лезть в столь деликатные вопросы.
Странный у них выходил разговор. Странный и диковатый. Неправильный, но Аралин не мог молчать. Никогда не было таких вот тихих бесед, даже в Амане - тогда оба предпочитали охоту или танцы с мечом.
Не казни себя. Ни за Ангбанд. ни за Дориат. Бессмысленно это и жестоко.
- Вы простили меня, милорд, - тихо ответил Аралин. - Но сам я не смею себя простить.
Чудо привело его вновь к лорду, дважды преданному братьями. Но то, что Феанарион поверил им в третий раз, было чем-то большим, чем просто чудо. Келегорм не представлял себе, что для обоих братьев стал больше, чем лордом или королем - почти что Илуватаром.
-Это и плохо, Аралин.
- Плохо? Не знаю, - он пожал плечами. Как иначе-то бывает?

К щекам Аралина прихлынула кровь. Нолдо недоуменно посмотрел на лорда.
- Я делал то, что должен был, милорд. И то - не всегда. Я - предатель и клятвопреступник, а разве соблюдение присяги - заслуга?
Присяга обязывала к преданности, и Аралин никогда не считал свои поступки чем-то особенным, чем-то, за что стоило хвалить. Даже если бы он ушел тогда из Нарготронда с лордом, не увидел бы в своем поступке ничего необычного. А вот то, что он сделал, именовалось предательством, тем более постыдным, что ударил он в спину в самый трудный для лорда час.
- Я не стану давать более клятв - чести у меня давно не осталось, как и меча. Но... - не закончив, Аралин махнул рукой. Что он мог сказать, кроме древних слов присяги? И чего стоили эти слова в его устах?
- Я буду с вами, милорд, что бы ни было. Это не клятва... просто - я не смогу иначе. Теперь уже нет.
Нолдо не поднимал глаз на Феанариона и не видел взгляда Келегорма.
- Простите меня, милорд. Я не должен был говорить всего этого. Будто я прошу у вас утешения или похвалы.

Аралин молча кивнул. От слов лорда было не легче, а тяжелее - очень трудно принимать прощение, данное вот так легко, мимоходом, особенно когда не сомневаешься в его искренности.
- Спокойной ночи, милорд.
В том, что охотиться им еще придется, Аралин как раз не сомневался. Да хоть завтра...
Однако на следующий день с охотой не повезло. Поначалу хватало тюленя, потом добыча закончилась. Снова пришлось довольствоваться одной рыбиной на всех и снеговой водой.
Курво радовался, что рядом нет зеркал. Он видел, на кого стали похожи брат и Аралин, и не представлял себе собственного вида. Все они осунулись, глаза запали, скулы прорезались остро, волосы свисали почти что сосульками - без мытья было туго.
Хотя главной бедой был голод. Атаринке уже начал спокойно идти сам, да и верный держался твердо, однако долгий голод никому на пользу не шел. Оба кашляли надсадно, сплевывая кровь, но упрямо шли вперед, охотились - безуспешно - и пытались рыбачить. Даже пару лыж по-прежнему тащили с собой - на случай, если бы понадобились носилки. Курво знал, что такой случай будет.
На четвертый день голода Аралин не смог встать. Курво пытался помочь ему подняться на ноги, но того шатало, как тростинку, и сгибало от кашля при попытке что-то сказать.

Аралин шептал, что сможет идти, но все попытки спорить провалились. Пришлось нолдо ехать верхом на медведе, а за день пути он немного пришел в себя, хотя и промерз. Движение помогало хоть немного сохранять тепло, а сидение верхом - нет.
Курво смерил взглядом майэ и пошел за братом. Догнал, сжал плечо.
- Стремительный, тебя точно не догонишь. Зашагал...
Раз уж брату по неизвестным причинам не нравилось самое известое его прозвище, Атаринке вспомнил другое. И запомнил, что так шутить будет нельзя.
До вечера прошли не так уж много, но главную задачу они выполняли - шли вперед. Вот только сапоги изрядно прохудились за этот год - у Курво подметки почти отвалились. Он уже не раз пытался их починить, но хватало ненадолго.

- Чем обвязывать? - поинтересовался Курво. - Может, веревка есть?
Можно было пустить на ленточки одежду, но она и так грозила скоро развалиться. Атаринке с ужасом думал о том, что они будут делать, когда ветхие рубахи, штаны и плащи просто рассыплются по швам. Это будет до крайности нелепая смерть - от такого холода. Мда... он повертел в руках нож. Это было бы лучшим выходом, но - надо идти.
Аралин не привык принимать помощь и откровенно стыдился своей слабости. Курво жалел его, не зная, как помочь, и понимая, что на месте верного ему было бы очень неловко. Турко унесся на охоту, а Атаринке пошел добывать рыбу. Но ему в очередной раз не повезло. Смерть стояла совсем близко, усмехалась, скаля зубы, ловя эльдар не там, так здесь. Но Феанарион только смеялся над ней.
Брат вернулся с охоты злой и улегся один, но Курво все-таки рискнул и подошел. Присел рядом, тронул за плечо.
- Турко... поел бы. Ты самый живой из нас, тебе силы нужны.

На его вопрос брат никак не отреагировал, будто и не услышал. Курво вздохнул и сел рядом на снег, оставив руку у Турко на плече. Ему было явно нехорошо, а вскоре выяснилась и причина.
Охота... нехватка стрел. Да... теперь им уже не охотиться. Идеи Нэнхен были хитрыми, но нереализуемыми, Атаринке даже объяснять поленился. Хотя бы потому, что нет ни древка, ни перьев. Да и из мощного лука Турко такие стрелы не полетят - слишком легкими будут. Майэ и без того наверняка понимала.
Курво сжал пальцы брата и впервые за многие столетия запел. Хрипловато и не свои слова - старую аглонскую песню. Сложивший ее нолдо сгорел в пламени Браголлах...
Так что ж, друзья, коль наш черед,
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрет,
Не задрожит рука.
Настал черед, пришла пора, -
Идем, друзья, идем.
За все, чем жили мы вчера,
За все, что завтра ждем.
Аралин подхватил, неуверенно и слабо, но песню он знал и любил слушать. Это было их общей памятью.
- Держись, Турко...

Курво удивленно вскинул брови. Лук - на дрова? Лук Турко? Это было почти так же немыслимо, как ему самому отказаться от меча.
- Нет, - твердо сказал он. - Лук мы жечь не будем. Толку от него чуть, а стрелы, может, и сообраразим, как сделать, - попытался Атаринке придумать оправдание. Нельзя было отнимать у брата самое дорогое. Аралин тоже понимал это, и согласно кивнул.
- Дерева в луке не так уж много - что он даст? Пять минут огня? Не стоит, милорд.
А вот Курво еще и голос брата испугал. Мертвый и безнадежный.
"Брось, Турко. Ты что? Куда делась твоя estel, брат? Так мы точно никуда не дойдем..."

Курво провел рукой по волосам брата.
- Спи...
Бывало так, что утром все казалось иным.
Но - не в этот раз.
Днем они сначала шли вместе - Аралин наотрез отказался ехать и шел наравне с Феанарионами. Но через несколько часов пути упал Турко и не смог встать. К ниму кинулась Нэнхен, подняла, почти сразу же подоспел и Курво. Ехать верхом брат отказался, но до вечера Атаринке не отходил ни на шаг, подстраховывая.
- Зачем нам сейчас огонь? - он сел рядом с Турко и уложил голову брата на колени. - Все равно варить нечего. Не надо жечь лук...
Аралин ушел на рыбалку, но принес только двух мелких рыбешек. Их разделили поровну - даже плавники и кости оголодавшие эльдар ели с аппетитом, но их было слишком мало.
- Кто спит - обедает, - нарочито бодро сообщил Курво. - Отбой.
Он лег рядом с братом, обняв того покрепче. Турко явно было нехорошо, а вот что с этим делать - Атаринке не знал.

Идеи Турко были не то чтобы вовсе нереализуемыми, но Курво они не нравились.
- Кожу нужно вымачивать, - сообщил он. - После полутора лет во льдах ты ее не прожуешь.
И не переваришь.
Атаринке шатало не меньше, чем остальных, но он не подавал виду. Не выпускал наружу кашель, не позволял себе пить холодную воду - только согретую на груди. Не опускал руки. Если уж замерзать здесь - то с поднятой головой.
Как же прошли те? Хотя Курво догадывался, что большому воинству было намного легче. Масса охотников, рыболовов, возможность тащить поклажу, лишняя одежда, оружие, огонь...
А им оставалось только идти вперед.
Еще один голодный вечер никому не прибавил сил, но еды не было.
Утром Аралин не смог встать. Курво поднял того за шиворот, каким-то чудом найдя силы.
- А ну вставай, - хрипло приказал Феанарион. - Надо.
И нолдо пошел.

Все силы уходили только на то, чтобы идти. Все внимание было сосредоточено на пути. Курво следил еще и за тем, чтобы идти вперед, а не кругами - в однообразном снежно-ледяном мареве заблудиться было раз плюнуть.
Шаг. Еще шаг. Вперед. До того тороса - считаем. Раз. Два... Сотый. Следующая сотня.
Крик Нэнхен Курво услышал не сразу. Вынырнул из счета шагов обратно в реальность, в мир усталости и глухого кашля.
Турко?
Он с ужасом увидел стертые в кровь ноги брата. Майэ пыталась смастерить из кожи чуню. Атаринке поглядел на Аралина... У того сапоги не сегодня, так завтра будут в таком же состоянии.
- Сдается мне, Нэнхен, и нам придется просить часть твоих волос, - горько усмехнулся Курво. - Раз уж косы больше нет. Обрежь и мои.
Подметки отваливались на ходу - это уже ни в какие ворота не лезло. А хуже было то, что Турко умудрился не почувствовать боли. Не отморозил ли? Нет, майэ бы заметила. Курво стал вырезать такие же "тапочки" для себя и Аралина.
- Твои-то держатся? - спросил он у Нэнхен.

- Теперь уже ничего, - согласился Курво. - Спасибо.
Он взял веревку и стал прилаживать шкуру к почти оторвавшейся подошве. Сидеть было почти счастьем, и Атаринке боялся этого ощущения. Боялся, что однажды у него не хватит воли на то, чтобы встать. Утонуть в проруби или встретиться с медведем было бы гораздо легче.
Вот только поднимет ли он меч? Пальцы Курво сжали рукоять отцовского наследия. Мечты Нэнхен имели целых два препятствия, и отсутствие медведей вокруг было лишь половиной проблемы.
Наконец с починкой обуви было покончено, и Курво встал на ноги.
- Подъем!
Давать спутникам еще отдыха он не хотел. Если они будут тратить время на такие привалы, то... А что - то? Как будто у них есть шанс куда-то придти! Но Атаринке совершенно не умел сдаваться и предпочитал вести себя так, как будто впереди не сорок восемь с чем-то лет пути, а пара месяцев. Так было проще. Он стиснул зубы и упрямо зашагал вперед.

Остановились тогда, когда Турко упал без сил. Аралин тоже сел, где стоял, да и Курво не выдержал напряжения. Хотел было встать и пойти на помощь Нэнхен, но не смог. Уговорил себя, что она майэ.
Однако через час Атаринке встревожился. Чего ему стоило подняться на ноги, он не рассказал никому, но - встал, закусив губы, и пошел по еле заметным следам женщины. Когда он нашел Нэнхен, она лежала без сознания в снегу. Курво опустился рядом, ноги не держали, потряс майэ за плечи.
- Очнись!
Зачерпнул снега, растер виски. Нужно было как-то приводить в чувство потерявшую сознание от слабости майэ.

Нэнхен, к счастью, очнулась сразу же.
- Кто переживает, я переживаю? - ершисто бросил Атаринке. Он поднялся на ноги, шатаясь, и протянул руку майэ, помогая ей подняться. Рыбу забирать не стал - знал, что не поднимет.
- Помедленнее трудно, - тихо ответил Курво. Идти и говорить одновременно было тяжело, но пока еще возможно. - Нет у нас пятидесяти лет. Мы их все равно тут не проживем. И дичи больше не станет. А, впрочем, можно и медленнее, - он равнодушно махнул рукой. Продлить агонию, создавая иллюзию деятельности и мыслей о будущем - отчего бы и нет?
Тем вечером была еда. И утром. А потом они снова шли, пошатываясь, но уже увереннее - пища возвращала силу телу и ясность разуму.