Как ни отбивался Турко, на медведя его все-таки усадили, а Курво и Аралин пошли рядом, держась за шерсть. Правда, на следующий день им пришлось расплачиваться - немного отдохнувший Тьелкормо настоял на отдыхе и для них.
Но уже на четвертый день стало понятно, что медведю грузы не по силам - он тоже не ел вдосталь уже давно. Но это бы еще полбеды.
Гораздо хуже было другое. Наступала ночь - долгая полярная ночь, становилось холоднее, воздух был суше и жестче. А еще - медведь становился вялым и неуверенным.
- Ему в спячку пора, - догадался Курво. Белые медведи обычно не спят зимой, поэтому сразу о такой возможности он не подумал. Но в голодные и трудные годы даже самцы засыпают на месяц-два.
Идти становилось все труднее. Шаг за шагом... Атаринке понимал, что скоро придется ползти, но сдаваться он не умел. Не умел отступать, не умел ложиться без сил.
Он старался не отходить от брата - вялость и апатия Турко его очень беспокоили.
- Мы дойдем, - твердо и решительно сказал Курво брату однажды вечером, деля напополам мелкую рыбешку - сегодняшнюю добычу. - Мы будем идти все время вперед. Не сдаваясь. Ты верь, брат.
Тон был важнее слов - почти что прежний, уверенный, не сомневающийся в себе.

- На мясо можно пустить особо остроумных майар, - усмехнулся Курво. - На копченые ребрышки. И перца не надо.
Зря она, что ли, такая языкастая? Даже без приправы можно. Не ахти какая шутка, но на большее его сейчас хватить не могло.
Дни сливались в одну сплошную череду, разделяемую только какими-то событиями. Курво не мог сказать, сколько прошло времени после того или иного происшествия и даже - какое из двух было раньше. Зато он точно помнил, что путь надо держать на запад. Ариэн теперь не всходила на небо, но путь можно было держать по звездам. Это - единственное, на что хватало сил.
Когда ушел медведь, всем стало ясно, что времени осталось мало. Времени на жизнь. Это было очень странное ощущение - знать, что ты скоро умрешь. Разум категорически не желал принимать это знание, упорно хватаясь за что-то... кажется, именно это и называют эстель. Или просто - упрямство.
- Тогда идем вчетвером, а медведь так и не увидит Валинора, - попытался отшутиться Курво.
Они пошли дальше, уже гораздо медленнее. Силы стоило расходовать экономно.

О своей шутке Курво пожалел немедленно - Нэнхен была достаточно язвительна, чтобы ответить метко. Он не сразу сообразил, что это была тоже шутка, да и Турко здорово испугался.
Курво был измотан, но еще не равнодушен. Он видел апатию брата и догадывался, что это - худшее из всего, что могло случиться. Но пока Турко был жив, ему было, ради чего бороться.
А на восьмой день брат не встал. Ему пришлось ползти, а остальные ничем не могли помочь. Атаринке попытался поднять того на спину, но даже встать не смог, не то что идти. Через два дня упал и Аралин. Курво еще шел, шатаясь, но шел, хотя это было едва ли быстрее, чем ползком.
Ночью он услышал, как рядом всхлипывает брат. Сам Атаринке был слишком вымотан, чтобы спать. Он подкатился к Турко, обнял, прижимая к груди.
- Что ты? Очень плохо, да? Потерпи... я что-нибудь сделаю. Обещаю. Я придумаю....

Первая реакция брата обрадовала Курво, но радость быстро сменилась ужасом. Он застыл, слушая безумные слова Турко, потом крепко схватил того за плечи и встряхнул.
- Турко, очнись! Очнись, кому говорю! - Атаринке тряс брата, как грушу, надеясь вернуть того обратно. - Вернись! Турко, Туркафинвэ!
Он знал одно - из омута нужно выдергивать, зовя по имени. И отчаянно надеялся дозваться. Это было хуже смерти, хуже чего угодно - помутнение рассудка. Что делать, чем помочь Турко?
Что вообще теперь делать?

Не помогало. Турко уходил все дальше в безумие... Курво задохнулся от ужаса и, не помня себя, отвесил брату две пощечины. Слышал, что резкое потрясение может помочь.
На шум подобрался проснувшийся Аралин. Белое лицо нолдо исказилось страхом. Атаринке с трудом поднялся на ноги.
- Оставайся с лордом. Я... попробую достать еды.
И побрел, пошатываясь, к полынье, которую помнил за торосом. Нужно было попытаться поймать рыбу, а лучше бы тюленя или медведя, тогда будет еда и огонь.
Курво просидел больше часа, но ничего не смог поймать. Вдруг за спиной послышался шорох. Атаринке обернулся - на задних лапах стоял здоровенный медведь, огромный и разъяренный. Курво потянул клинок из ножен, поражаясь тому, каким медленным было это движение. Он знал, что не сладит с огромным зверем, но, может, сумеет убить перед смертью? А его тело хоть сожгут...
Турко нужны еда, тепло, отдых! Перед глазами встало безумное лицо брата. Нужно победить... Нужно выжить. А сил не было - только гордость. Только гордость...
- Оромэ, Охотник, помоги... Пусть погибну - но хоть мясо будет... - еле слышно шевельнулись губы.
Все-таки у Курво хватило сил поднять клинок, а медведь явно не знал, что это за длинный зуб. Он шагнул вперед, опуская тяжелую лапу на голову нолдо, но Атаринке рухнул на колено, поднимая меч. Острие вонзилось точно в сердце, а медведь всем весом опустился на него. Курво рухнул под тяжестью зверя, теплая кровь брызнула на лицо, давая силы на еле слышный зов осанвэ - всем троим.

Очнулся Курво не сразу. Просто темнота понемногу стала расступаться, а потом над ним появилось вместо оскаленной морды медведя лицо брата. Атаринке опустил веки - бред? - но голос Турко никуда не пропадал.
- Турко? - пришлось снова открыть глаза. Как брат сюда добрался? - Я цел... вроде, - нолдо попытался приподняться на локте. Не сразу, но ему удалось сесть. Рядом лежала огромная медвежья туша, правая рука все еще сжимала окровавленный меч.
- Значит, не бред, - тихо сказал он. С ужасом вгляделся в лицо Тьелкормо, но не увидел и тени былого безумия. Курво прижал брата к себе, опуская голову ему на плечо.
- Будем жить...
А потом весело затрещал огонь. Бульона и мяса хватило всем, хотя Атаринке строго велел брать понемногу - после долгого голода наедаться было опасно. Часть шкуры пустили на новые чуни.
- Будем отдыхать тут? Или попытаемся утащить остатки с собой?

- Ты мне очень нужен был, Турко, - еле слышно подтвердил Атаринке. Иначе вообще охота была бы бессмысленной. Жизни было не жаль, но вот мяса...
Еда и огонь возвращали силы. На предложение отдохнуть Курво согласно кивнул - им всем это было необходимо. Невелика задержка, а сил подкопят, все они.
Атаринке грел застывшие пальцы о кружку с бульоном, когда услышал вопрос Нэнхен. И крепко задумался.
Ничего очевидного, ясного в случившемся не было. Это вам не орел... Курво мог назвать все удачей или мастерством, мог оскорбиться подачкой... Именно ненавязчивость происшедшего злила Курво сильнее всего - но она же не позволяла солгать.
- Очень нужно было... - тихо ответил он. - Попросил удачи...

Курво поморщился, услышав вопрос майэ, открыл было рот, чтобы ответить, но предпочел промолчать. Потому что действительно просил тогда помощи...
За три дня с едой, огнем и без дороги все пришли в себя и стали совсем живыми. Продержаться бы до лета... Там, глядишь, снова будет добыча. Хотя Курво понимал, что каждая следующая полоса неудач будет стоить все дороже.
- Ангбанд ты наяву собираешься завоевывать, - сообщил Атаринке, взъерошив брату волосы. - Испугались... Не загоняй себя так.

Медведя им хватило больше чем на два месяца. Подходил к концу второй год пути. Однако, когда саночки их стали почти что невесомыми, настроение у всех снова стало мрачным. Было ясно, что следующая добыча попадется нескоро - до конца ночи оставался не один месяц, а сил были на исходе.
Вечером, на ночевке, Курво подсел к брату.
- Знаешь, Турко... я все понять пытаюсь - случайно тот медведь мне встретился? Ты скажешь, что нет, конечно. А меня вот эта вот ненавязчивость злит. Вроде "правильно, молодцы, нужную дорогу выбрали, но мы вам помогать не будем, мы вас помучаем..."
Он знал, что брат поймет.

И снова напоминание об отце резануло по сердцу. Наверное, эта рана не заживет никогда.
В словах брата был определенный резон. Курво попытался понять их смысл, откинув в сторону горькие воспоминания.
- Да, отец хотел, чтобы мы учились думать сами... и даже на вопросы почти никогда не отвечал прямо. Подводил к ответу...
Атаринке помнил, как злился, когда не мог догадаться. А отец, никогда не отличавшийся терпением, спокойно, без гнева и без видимого сочувствия следил за стараниями мальчишки найти ответ. Потом ответ находился, и радости и гордости не было предела. Курво мог и среди ночи принестись делиться найденным - отец никогда не сердился за такие выходки.
- Не знаю я, что мы должны понять, - Атаринке притянул к себе брата, поглаживая его по волосам. - Нет, брат. Мы всегда были их игрушками... вроде заводных птичек, помнишь? Ну или комнатных собачек. Пока мы слушались - нас кормили, а как только нам захотелось жить по-своему - нас прогнали. Причем мы-то хоть виноваты были, а остальные? - Курво говорил негромко, но презрительно. Вот здесь его убеждения не поколебались ни на йоту. - Кто слушается и пляшет на задних лапках - тех кормят... разве что-то изменилось?

Отредактировано Куруфинвэ (2013-02-08 18:49:35)

Курво пожал плечами.
- Я привык доверять тебе, Турко, но... не в этом вопросе. Ты видишь мир слишком чистым и честным. Как с теми собаками...
Он провел рукой по лбу.
- Спокойной ночи, брат.
А потом снова начался голод. Пока его еще можно было терпеть, но Атаринке боялся, что повторится тот же кошмар, что и в прошлый раз. Чего от него добивались? Покорности? Ну так он не собирался ломаться! Умирать - так умирать. Вот только... Попади они в плен, все было бы проще. А здесь... Валар не были врагами... то есть были, конечно, но война шла не с ними. В конечном итоге жертвовать приходилось лишь гордостью. Малая цена за жизнь брата? Или слишком большая?
Ночью раздался крик. Курво вскочил на ноги, хватаясь за меч, но врага не было. Турко... Он кинулся к брату.
- Что случилось?
Опять кошмар... Атаринке нашарил за пазухой флягу с водой, поднес к губам брата.
- Пей...

Курво крепко сжимал плечи брата, помогая тому выбраться из кошмара. И слушал внимательно. Потом рассмеялся через силу и взъерошил Турко волосы.
- Это был только сон. Ты переволновался, устал, голоден... вот и приснился кошмар, - Атаринке хотел бы, чтобы голос звучал рассудительно, да только от слабости он давно утратил оттенки и напоминал скорее воронье карканье.
Не дойдем... Курво был уверен в этом с самого начала, но все внутри протестовало против такого исхода.
Дождавшись, когда брат немного успокоится, он тихо спросил:
- Даже если и не дойдем - что ты предлагаешь? Повернуть назад? Лечь и умереть? У нас нет другого выбора, брат.
Уже чересчур поздно. Назад они не дойдут тоже.
- Ляг, отдохни. Я посижу с тобой - больше кошмаров не будет.

- Спи, - Курво прижал к себе брата. Как маленький... Все-таки он почти всегда чувствовал себя старшим. А о том, что старший Турко, приходилось вспоминать в принудительном порядке.
Потом они ползли, ползли и ползли. Теперь никто не мог подняться на ноги, даже майэ. Атаринке не знал, сможет ли он встать, даже если еще один медведь подойдет близко... но не бросал меч, по ночам крепко сжимая его рукоять. Легче становилось на душе от такого.
Прислушавшись к разговору Турко и Нэнхен, он обернулся. Так... это совсем не дело. У брата сил не было спорить, зато у него были. Он подполз к майэ и взял ее за руки.
- Прекрати, - строго велел Курво. - Это не еда. Соберись.
Он еще пытался собрать всех вместе. И, чтобы спутники не думали о еде, снова начал хрипло рассказывать что-то увлекательное - не сложное, без изысков, какую-то гномью байку, не требовавшую напряжения уставшего ума. А потом можно будет лечь и спать... Хотя сон тоже не приносил облегчения.

Курво лежал на снегу и глядел на брата. Точнее, на Сильмарилл, который тот держал в руках. Камень уже не слепил, можно было спокойно смотреть на него, хотя, в отличие от Турко, Атаринке не смел касаться Сильмарилл. Брат-то держал его как-то даже равнодушно. Да и светился Камень, словно льдинка - холодным, нездешним светом. Курво даже руку протянул, ему казалось, что Камень если и обожжет - то холодом, но побоялся. Просто смотрел на него и думал, думал...
Когда брат бросил меч, Курво не сказал ни слова. В самом деле, зачем тащить тяжесть? Это он скорее руку отдал бы, чем свой клинок... последнюю память об отце.
Аралин удивленно поглядел на лорда. Бросить оружие... ни один воин не поступил бы так. Это было больше, чем слабостью - это было отречением от главного в себе. Но сил на размышления не было. Силы были только на то, чтобы ползти вперед