Разговор шел уж очень интересный, так что внимание Курво было полностью поглощено вопросом ковки кольчуг и деталями закалки металла, и распахнувшуюся дверь Атаринке заметил не сразу. Собственно, только тогда, когда раздался вопль Турко. Как будто пару лет не виделись...
Встать Курво, разумеется, не успел, точнее, почти успел, когда на него налетел Тьелкормо. В результате Атаринке таки потерял равновесие и сел обратно в кресло, вернее, упал, утащив за собой брата. Высвободился красный, как рак.
- Бестолочь, - еле слышно проворчал себе под нос. - Обещал же приехать утром. Ты откуда?
С улицы ведь появился, а не из комнаты. Значит, не спал, а улизнул куда-то, может, на охоту?
- Что делать будем? - поинтересовался у всех сразу Атаринке. - Есть планы какие-то?

Курво поглядел вслед брату ошеломленно.
- Нет, ну все-таки где логика? - пожал он плечами и вернулся к прерванному разговору с дедом. Турко, Турко...
Оромэ нашелся, как всегда, когда был кому-то нужен, довольно быстро. Вышел из чащи, на плече у валы сидел сокол. Строго и грозно оглядывал происходящее.
- Здравствуй, Тьелкормо, - Таурос словно и не удивился визиту. - Ты меня искал? Что случилось?
Повел плечом - птица вспорхнула и исчезла в небе. На соседней ветке тарахтели две белки. Вала строго поглядел на обеих - те притихли.

Оромэ сочувственно кивнул. Жаль было, что этот эльф так и не нашел себя, не сумел найти себе дело по душе.
- Знаю, - кивнул Вала. Его называли Охотником, но не так уж часто он гонял дичь по лесам Амана. Чаще - просто гулял, помогал зверям или разговаривал с ними. А охотился больше на морготовых тварей... но это было давно.
Ты ведь помогал нам? Почему? Из интереса? Или все еще помнишь меня прежнего?
- Я помню тебя прежнего, - кивнул Оромэ. - И вижу нынешнего. Помогал? Меня там не было...
Таурос строго смотрел на бывшего ученика. Объяснить то, что происходило, было трудно.
- Но... в каком-то смысле помогал. Всегда, когда вам это было нужно. Нельзя помогать против воли, - улыбнулся Оромэ. - Когда вы хотели - мы помогали.
Все они. Только слишком горды были нолдор, чтобы желать любой помощи... вот и получалось иной раз плохо.
- Я не стану подсказывать тебе, - строго сказал вала. - Решать будешь ты. И Куруфинвэ - тоже. Каждый из Эрухини решает для себя, как и каждый айну... Но ты - тоже боишься?

- Не знаю, - тихо сказал Оромэ. - Когда сможет...
Положил руку на плечо Тьелкормо и предложил:
- Не вернешься ко мне? Пусть ты разлюбил охоту - а просто леса? Ведь ты по-прежнему любишь зверей и дружишь с ними, - вала явно знал больше, чем говорил, но углубляться в подробности не хотел. - Тебе есть, что делать. И... ведь идет подготовка к войне. Думаю, скоро понадобится твоя помощь в обучении молодых воинов. Вы научились искусству войны лучше прочих, - по тону Оромэ было не понять, одобрял ли он.
Несмелые рассуждения нолдо он выслушал очень внимательно, потом кивнул.
- В общем, ты прав, Тьелкормо. Как могли мы остановить Феанаро? Силой? Но Эрухини созданы свободными... Ты прав - чем больше сила, тем выше ответственность, тем горше последствия ошибки. Мы не имеем права к чему-либо принуждать... Да, тот, кого ты зовешь Бауглиром, был когда-то одним из нас. И он тоже хотел сперва добра этому миру - так, как понимал его. Но он не умел слышать других... и ныне он желает даже не властвовать - разрушать все, до чего дотянется, и изматывает себя этой неравной борьбой, - голос Оромэ звучал грустно. - Мы же... не хотели никогда ни к чему понуждать, - повторил вала. - Ты прав, силой никого нельзя привести к счастью.
Он умолк, глядя на бывшего ученика. Отметил, что Тьелкормо не ответил прямо на его вопрос, но словно бы искал этот ответ в мире и в своем сердце.

- Я думаю, что за тобой пойдут, - неожиданно тепло улыбнулся Оромэ. - Не впадай в самоуничижение. Вот ты говоришь, что не знаешь, почему за тобой пошли? А ты подумай. Такое вот я тебе дам задание...
Он все еще не снимал руку с плеча нолдо.
- Попытайся сам найти в себе то, за чем шли другие. То, что в тебе любят. Ты так старательно смешиваешь себя с грязью, что скоро и сам поверишь в собственную ничтожность, - укоризненно сказал вала. - А это не дело.
Теперь он смотрел на нолдо в упор и довольно строго, хорошо зная, что Тьелкормо порой нуждается в мягкой встряске.
Больше эту тему развивать пока не стал, зато неожиданно спросил:
- Жаждал свободы? А что ты понимаешь под этим словом?
Как по-разному его воспринимали.

Оромэ внимательно следил за стараниями нолдо угадать ответ.
- Быстро же ты сдался, - усмехнулся он. - Но я не стану подсказывать. Подумай. Это очень важный вопрос, здесь ты прав. Почему тебе верили и верят...
Пусть попытается понять. Это и вправду важно - найти в себе доброе зерно. И взращивать его, вырывая сорняки. Иначе так просто выкорчевать все, не мелочась... уничтожить себя.
Определение свободы Оромэ выслушал с огромным удивлением.
- Ты в самом деле видишь свободу именно так? Тогда почему за нее сражаются? Она дается даром. И даже получив то, о чем ты говоришь - разве будешь свободен? Как ты станешь поступать тогда?
Или Тьелкормо говорил о том, как видел свободу прежде?

- Подумай, - еще раз строго велел Оромэ. Строгость была напускной, он никогда не гневался на квенди, но сейчас это было необходимо.
Теперь в рассуждениях нолдо прозвучала совсем другая мысль.
- Значит, свобода от чужого вмешательства? - переспросил Оромэ. Да, именно об этом кричали нолдор тогда... а в чем было это вмешательство? - Но ведь... все равно остаются законы природы. Они ограничивают жизнь сильнее, чем законы королей, ты не находишь? - улыбнулся вала.
- Свобода - всегда относительна, - негромко сказал Оромэ после долгого молчания. - Свобода от чего-то. От чужой воли, от этого мира, от привязанностей, от страстей... И цена каждой - велика.
И лишь свобода от своих страстей, от тьмы в душе - подлинная. Кому-то она кажется рабством... потому что ограничиваешь себя добровольно. Но это и есть - любовь и свобода.
- Что же значит - сохранить себя? Кто такой - ты?

- Знаю, - кивнул Оромэ. - Ты всегда был таким.
Хотя, казалось бы, Куруфинвэ любил брата меньше, чем многие другие. Сейчас же, по прошествии многих лет, вала видел за странной этой дружбой глубину Замысла - и благоговейно склонял голову. Ни одна привязанность не бывает случайной и неоправданной, но суть зачастую обнажается не сразу.
- Тебя любили и любят, - строго сказал вала. - Ты просто не хочешь поверить в это. Убедил себя, что недостоин... - и глянул пристально на Тьелкормо. Мысли нолдо были написаны у того на лице. - Оглянись - и прими ту любовь, которую тебе дарят. И научись дарить свою... щедрее.
Любовь возвращается сторицей - это вала знал, как никто другой. Для него любить было, как дышать - просто и естественно. И весь мир платил тем же, не замыкаясь на ком-то одном.
И про пустоту Тьелкормо сказал верно. Теперь он это понимал. Оромэ кивнул, соглашаясь, и больше не хотел развивать тему.
- Так спроси его, - с чуть хитрой улыбкой посоветовал Таурос.

- Пройдемся, - не стал спорить Оромэ. Они шли по лесу, ветки точно сами отклонялись в сторону, уступая дорогу вале. Трава шуршала под ногами, пригибаясь и распрямляясь вновь.
- Что-то все же изменилось, - покачал головой Таурос. Изменения были не столь стремительными, но Валинор не застыл. Он жил, дышал, хотя и в своем темпе - не торопясь, никуда не спеша. - А семья у тебя будет. Вернется твоя супруга - и обязательно будет у тебя сын. А много... - он опечалился. - Не знаю. Быть может, знает Лориэн...
Зачатие привязывает айну к фана, но, быть может, силы Благословенной Земли смогут поддержать майэ?
Какое-то время они шли молча. Потом Оромэ сказал, будто бы себе:
- Больно, когда на любовь отвечают презрением... Но - если замкнуть сердце, боясь повторения боли, то разве не станет хуже?

Оромэ пристально вгляделся в лицо Тьелкормо.
- Разучиваешься любить? - переспросил он. - Все ли?
Он сам назвал имя Лютиен... Да сколько их было - тех, кто, пройдя все битвы эпохи, оставались эльфами.
- Не в Белерианде дело...
В том, хочешь ли сохранить в сердце любовь.

Несколько дней еще Аралин не мог собраться с силами. Ему было страшно... страшно узнать. И именно это сказал отец:
- Ты что, струсил?
Худшее обвинение...
И нолдо все-таки пошел к дому, где когда-то жила его невеста. Остановился на пороге, помедлил - и толкнул дверь без стука. Вошел. Было тихо, но чувствовалось, что дом не пуст. Аралин прошел в гостиную, где раньше любила сидеть Малвен.
Она была там. Вышивала, сидя у окна. Нолдо остановился в дверях, не зная, что сказать, что сделать...

- Скажи мне, Тьелкормо - кому и что дала свобода от всего? И что дала - несвобода?
Те, кто любили там - были несвободны. Но они побеждали, раз за разом - горе, разлуку и самое Смерть... Тот, кто не рискует открывать свое сердце, боясь потери - чем лучше воина, прячущегося от врага? Разве любовь - не величайшая драгоценность?
- Чтобы любить, нужна отвага... проще и вправду замкнуть сердце.

Аралин смотрел на девушку.
- Я вернулся, - кивнул он. И положил руку на рукоять клинка. - Я прошел через сотни битв, предавал и убивал. Я вернулся не к тебе - я вернулся за своим лордом. Я выбросил в Море связавшее нас кольцо. Я потерял брата. Я уйду снова - на войну. И я ни о чем не жалею. Может быть, ты жалеешь?
Нолдо говорил жестко и холодно, но видеть ее было пыткой. Он любил ее... и готов был умолять вернуться. Один знак... Он же пришел сюда! Один знак, что ей это нужно!

Оромэ кивнул. Тьелкормо, кажется, и правда понял - главное.
- Как ты можешь так говорить? - и вновь голос валы звучал сердито. - Если ты не веришь жене, о какой любви может идти речь? Разве можно любить - не веря?

Какое-то время в комнате висела тишина. Аралин ждал ответа девушки, как приговора...
- Я скую золотые, - он шагнул к Малвен. - И мы уедем отсюда. И никогда не расстанемся...
Нолдо сделал еще шаг. И еще. Остановился на расстоянии вытянутой руки, ожидая решения. Голос его дрогнул на последнем слове, но лицо осталось непроницаемым.
Значит, он все же был прав... Значит, она поняла. Малвен, vanimelde...

- Что еще она могла тогда сделать?
Молча смотреть, как гибнет любимый? Это было противно самой природе Нэнхен. Она сделала, что смогла, вложившись в единый порыв. Оромэ все так же строго смотрел на нолдо.
- Неужели тебе так нравится себя жалеть?

И снова - мучительное молчание.
Почувствовав прикосновение девичьих пальцев к щеке, Аралин шагнул вперед. Обнял ее, крепко, но нежно, прижал к себе, целуя волосы, щеки, губы.
- Я не верил, что ты захочешь видеть меня...
И снова - прижимал к себе, молчал.
- Ты - моя. Навсегда. И я - твой...

- Извиняться не за что, - поправил его Оромэ. Но, кажется, Тьелкормо услышал его слова.
При упоминании Хуана вала удивленно приподнял брови.
- Давно вернулся. Все у него в порядке... грустит только.
Интересно, Тьелкормо говорил, что не хочет видеть пса... Тот и не приходил поэтому.

Аралин осторожно взял лицо девушки в ладони, заглянул в глаза.
- Нет, - твердо ответил он. - Я - воин. В первую очередь. И буду им всегда. Забыть я не смогу - иначе это уже не я буду, кто-то другой. Я люблю тебя... но тебе придется стать женой воина.
Он мог снять меч - хотя отковал его лишь два дня назад, взамен черного орочьего - но не мог отказаться от самой сути своей. Неужели Малвен этого не понимает?